Восточная война [СИ] - Евгений Белогорский

Беглецы еще только прыгали в родные траншеи, а по всему воинству уже шел панический слух о том, что все пространство перед Малаховым курганом напичкано русскими минами. Подрыв минных фугасов на Корниловском бастионе и в его предполье прочно вселил сильный страх в души французских солдат. Получив наглядный урок, теперь они просто боялись покинуть свои траншеи, и ни о какой новой атаке не могло идти и речи.

Об этом Пелесье в один голос заявили командиры передовых частей, когда командующий заговорил о подготовке новой атаки Малахова кургана.

- Вы только зря погубите сегодня лишнюю сотню солдат, ваше превосходительство, но успеха так и не добьетесь, - убежденно произнес полковник Полиньяк, трижды в этот день, водивший своих солдат на штурм русских бастионов. Получив два ранения, он упорно не желал идти в тыл и Пелесье никак не мог упрекнуть его в трусости. Мазанув раненого офицера тяжелым, давящим взглядом, генерал угрюмо промолчал в ответ на его слова. Как не сильно кипела его душа, он хорошо понимал, что с усталыми и деморализованными солдатами взять Севастополь сегодня не удастся.

Он еще некоторое время наблюдал за русскими позициями в подзорную трубу, тяжело переживая столь неожиданный "удар в спину" от своих солдат. Затем, оторвав свой гневный взгляд от так и непокоренной русской твердыни, швырнув трубу в руки адъютанта, отбыл в тыл, ни с кем не прощаясь. Поле боя осталось за русскими, а Севастополь с честью выдержал своё самое главное испытание.

Глава IV. Уж постоим мы головою за Родину свою.

Прошло ровно полторы недели после неудачного штурма союзниками Севастополя. Едва только закончилось перемирие, во время которого обе стороны убрали своих погибших и раненых с поля боя, как вновь на русские укрепления обрушился град ядер и бомб. Не добившись успеха в начале сентября, Пелесье не собирался успокаиваться, твердо намереваясь взять Севастополь до конца года. Именно за эту настойчивость и упорство при выполнении полученного приказа Наполеон и назначил Пелесье на столь высокий пост.

- Пусть русские кроты перероют все пространство вокруг кургана и нашпигуют подходы к нему новыми фугасами. Малахов курган будет моим, после того как наши пушки сравняют с землей всё, что там только еще осталось. Подождем, пороху у нас на этот редут хватит, - твердым голосом говорил генерал своим подчиненным, желая как можно быстрее вытряхнуть из их душ "минную" боязнь. Выкинув руку в сторону севастопольских бастионов подобно древней пифии, "африканец" убедительно вещал своим слушателям, - третьего штурма они не выдержат.

И вновь осадные мортиры принялись утюжить позиции 2 бастиона и Малахова кургана, сосредоточив против этих многострадальных укреплений героического Севастополя всю свою огневую мощь. И вновь вражеские бомбы и ядра падали на творения генерала Тотлебена, медленно, но неотвратимо разрушая их, попутно сокращая численность гарнизонов маленьких крепостей.

Никто из севастопольцев не ожидал, что враг столь быстро возобновит бомбардировку Малахова кургана, намереваясь во чтобы то ни стало захватить его. Все то, что удалось исправить на нем в дни перемирия, было уничтожено планомерным обстрелом врага в течение первых трех дней бомбардировки. Несмотря на болезнь и вражеский обстрел, полковник Геннерих почти каждый день бывал на Корниловском бастионе, стремясь сделать все, чтобы не допустить его повторного захвата.

Были прорыты новые подземные галереи и заложены новые мины. Исходя из печального опыта, Геннерих приказал соединить траншеей Малахов курган с остальными русскими позициями, на чем ранее настаивал генерал Хрулев, и в чем его поддержали Ардатов и Хрущев. Последний был назначен командующий гарнизоном Севастополя вместо срочно выехавшего на лечение генерала Остен-Сакена.

Выполняя приказы инженера-полковника, команда русских саперов работала на кургане в три смены, однако ни у кого не было твердой уверенности в удержании Малахового кургана. Настолько крепко и яростно вцепился в него генерал Пелесье.

Уже на следующий день после возобновления врагом бомбардировки Корабельной стороны, вопрос о судьбе города вновь стал на военном совете. Теперь уже никто из тех, кто ранее сомневался в удержании Южной стороны города, не помышляли об её оставлении. После отбития штурма, все члены военного совета как один настойчиво просили Горчакова оказать помощь Севастополю, путем нанесения удара в тыл вражеских войск.

Главнокомандующий и сам прекрасно понимал, что без большого полевого сражения оказать эффективную помощь осажденному городу невозможно. О необходимости наступления говорил Ардатов, этого же требовали находящийся на излечении в Бахчисарае Нахимов и Тотлебен, на этом в своих письмах настаивал сам государь император. Одним словом все были за, но как это часто бывает в жизни, благие намерения резко спотыкались при выборе метода воплощении их в жизнь. И дело было совершенно не в том, что Горчаков предлагал наступать на французские позиции на Федюхинских высотах, а Ардатов крепко стоял за наступление на англичан со стороны Инкермана. Главный пункт преткновения был иным.

Князь Горчаков твердо стоял за прежний метод руководство войсками, искренно считая, что достаточно только разработать толковый план и скрепив его своей подписью спустить в войска, возложив на них всю ответственность за исполнение задуманного. Так действовал светлейший князь Меньшиков, так был готов действовать новый главнокомандующий Крымской армией. Категорически против этого был граф Ардатов.

Нет, конечно, Михаил Павлович был за толково составленный план, но категорически против принципа "подписано и с плеч долой", так упорно исповедуемого высоким армейским начальством. Ардатов прекрасно понимал, что с подобным подходом к исполнению было совершенно невозможно победить такого маститого противника как англичане и французы.

Главным залогом боевого успеха граф считал специальную подготовку солдат к условиям будущего боя. Исповедуя суворовские методы, Ардатов настаивал, чтобы они заблаговременно учились действовать среди крутых склонов крымских гор, где им в скором времени предстояло воевать.

Умело скрывая свое неудовольствие к речам Ардатова, князь был вынужден согласился с его предложением. Однако Ардатов хотел большего. В качестве единственного способа уменьшения людских потерь от штуцерного огня противника, граф настойчиво требовал введение нового вида солдатского построения. Михаил Павлович предлагал отказаться от столь привычной атаки врага плотным строем штурмовых колонн, заменив их рассыпными цепями стрелков.

Столь эффективный метод борьбы с боевыми колоннами врага, граф почерпнул из истории войны за независимость Северо-Американских соединенных штатов. Тогда американские повстанцы впервые применили рассыпанный строй против сомкнутой колонны британских войск и одержали победу, над противником значительно превосходивший их своей численностью.

Князь Горчаков жарко протестовал против подобной ломки старых традиций, но царский указ с тремя словами "Я так желаю", заранее припасенный Ардатовым, заставили командующего Крымской армии тут же сменить громогласный рык на обиженно-насупленное молчание. Так продолжалось около двух минут, после чего между генералами начался торг.

Горчаков ожидал, что Михаил Павлович будет требовать в своё подчинение чуть ли не половину его армии, но тот  повел себя как истинный дипломат и ограничился распространением реформ лишь на три полка. Желая полностью отрезать Горчакову пути назад, граф публично поблагодарил его за понимание и поддержку в столь важном государственном вопросе, глубокую суть которого дано постичь не каждому. Подобный реверанс со стороны Ардатова вполне устроил Михаила Дмитриевича и, к огромному огорчению армейских сплетников, между двумя Михаилами возникло хрупкое подобие мира.

Едва только Горчаков отдал в прямое подчинение Ардатова оговоренные соединения, как уже на следующий день начались учения по заранее подготовленному Ардатовым плану. День за днем под постоянным присмотром графа, солдаты полков ходили на штурм горных склонов, столь   непривычным для себя разомкнутым строем.

Напрягая силы и нещадно обливаясь потом, одолевая крутые склоны балок, оврагов и горок, они негромко поминали недобрым словом строевые реформы Михаила Павловича, а так же немецкого черта Клаузевица, который затуманил мозги такому хорошему человеку как Ардатов. Подобное отношение солдат к графу было обусловлено его запретом в полках телесного наказания нижних чинов, строгая выплата солдатского денежного довольствия, а так же хорошее питание. Зная, что Ардатов непременно будет пробовать солдатскую пищу, интенданты строго следили за закладками в походные котлы.